Шипицын Александр

Был у нас командир полка. Между собой мы звали его Бобер. Невысокого роста, крепкого телосложения. Руки у него всегда были слегка в локтях согнуты. Бицепсы, наверное, очень сильные были и не давали возможности рукам полностью разогнуться. Как-то замкомандира дивизии его даже спросил:
– Вы что, руки распрямить не можете? Что вы так ходите?
– Я, товарищ полковник, тяжелоатлет и бицепсы не дают руки разогнуть полностью. Поэтому так и хожу.
– Так что, если я е*арь, так я теперь так, – он прошелся, двигая тазом вперед-назад, – что ли ходить должен?
Бобер действительно ходил неторопливой тяжелой походкой, слегка раскачиваясь вперед-назад. А бледность щек и скул говорили о большой физической силе. Кроме того, он был спокойно смел. Как человек на все сто уверенный в своей правоте. Как-то секретарь парткома, перехватив Бобра в коридоре штаба и желая всем показать, как он печется о благе коммунистов, на весь коридор прокричал:
– Товарищ полковник, пришли три подписки: Дюма, Бальзак и Станюкович. Я предлагаю выделить: Дюма – лучшему летчику полка, Бальзака – лучшему штурману, а Станюковича – технику.
– Зачем? – ответил командир. – Я их всех себе заберу.
Бедный секретарь парткома так и застыл с распростертыми руками.
Вот едет как-то наш Бобер с женой в отпуск. Она у него интересная дама была. У летчиков часто жены красавицами были. Ждали они в Хабаровске самолет на Москву. Зашли в «Аквариум», ресторан в аэропорту, поужинать. Тогда в рестораны не ужинать, а веселиться ходили, но они только поужинать. Сели, заказали ужин. Когда официантка принесла что они там просили, только к трапезе приступили, музыка заиграла.
К их столику подходит детина. Уже хорошо выпивши. Приглашает жену командира на танец. Бобер ему вежливо отвечает:
– Товарищ, мы сюда зашли поужинать и танцевать не собираемся.
Детина, выше командира на полторы головы, заявляет:
– А ты лучше молчи. Тебя не спросили.
– Товарищ, дайте нам спокойно поесть.
– Да, ладно…ты! – и жену командира за руку хватает.
Тут Бобер встает, действительно его голова еле до галстучного узла дебошира достает, наматывает на кулак пиджак детины, слегка и очень легко приподнимает его одной рукой над полом и своей излюбленной походкой к входной двери шествует. Амбал, как будто действительно в огромном аквариуме, задом плывет: глаза выпучил и руками балансирует. Бобер свободной рукой открывает дверь и, не швыряет, а просто и спокойно ставит ошалевшего грубияна за дверь. Дверь, аккуратнейшим образом закрывает, отряхивает руки и следует к своему столу навстречу бурным и продолжительным аплодисментам. Больше никто не пытался мешать им с женой, и они спокойно поужинали.