Симонов Константин Михайлович

Горят города по пути этих полчищ.  
Разрушены села, потоптана рожь. 
И всюду, поспешно и жадно, по-волчьи, 
Творят эти люди разбой и грабёж. 

Но разве ж то люди? Никто не поверит 
При встрече с одетым в мундиры зверьём. 
Они и едят не как люди — как звери, 
Глотают парную свинину сырьём. 

У них и повадки совсем не людские, 
Скажите, способен ли кто из людей 
Пытать старика на верёвке таская, 
Насиловать мать на глазах у детей? 

Закапывать жителей мирных живыми, 
За то что обличьем с тобой не одно. 
Нет! Врёте! Чужое присвоили имя! 
Людьми вас никто не считает давно. 

Вы чтите войну, и на поприще этом 
Такими вас знаем, какие вы есть: 
Пристреливать раненых, жечь лазареты, 
Да школы бомбить ваших воинов честь? 

Узнали мы вас за короткие сроки, 
И поняли, что вас на битву ведёт. 
Холодных, довольных, тупых и жестоких, 
Но смирных и жалких как время придёт. 

И ты, что стоишь без ремня предо мною, 
Ладонью себя ударяющий в грудь, 
Сующий мне карточку сына с женою, 
Ты думаешь я тебе верю? Ничуть!!! 

Мне видятся женщин с ребятами лица, 
Когда вы стреляли на площади в них. 
Их кровь на оборванных наспех петлицах, 
На потных холодных ладонях твоих. 

Покуда ты с теми, кто небо и землю 
Хотят у нас взять, свободу и честь, 
Покуда ты с ними — ты враг, 
И да здравствует кара и месть. 

Ты, серый от пепла сожжённых селений, 
Над жизнью навесивший тень своих крыл. 
Ты думал, что мы поползём на коленях? 
Не ужас, — ярость ты в нас пробудил. 

Мы будем вас бить все сильней час от часа: 
Штыком и снарядом, ножом и дубьём. 
Мы будем вас бить, глушить вас фугасом, 
Мы рот вам совётской землёю забьём! 

И пускай до последнего часа расплаты, 
Дня торжества, недалекого дня, 
Мне не дожить как и многим ребятам, 
Которые были не хуже меня. 

Я долг свой всегда по-солдатски приемлю 
И если уж смерть выбирать нам друзья, 
То лучше чем смерть за родимую землю 
И выбрать нельзя...